– Я, сударь, трезв сегодня, – сухо ответилуязвленный офицер. – И всегда исполняю данные мне приказы в точности. ЛордВинтер велел доставить вас к судье, а больше мне ничего не известно…

– Я понимаю…

– Вы не держите на меня зла? – спросил молодойпуританин.

«Ну где там, – подумал д’Артаньян. – Сейчас яброшусь тебе на шею и осыплю заверениями в братской к тебе любви, олух царянебесного! Я же образец христианской кротости, когда меня арестовывают, меняэто только умиляет… Древком пики бы еще перетянули по хребту, и тогда я вообщепочувствовал бы себя, как в раю… Ну и болван! Интересно, кто в моем положениине затаит на тебя зла?!»

– Давайте обдумаем все спокойно, – сказалд’Артаньян самым миролюбивым тоном. – Итак, лорд Винтер дал вам сегодняутром приказ доставить меня к судье…

– Вчера вечером, простите. Приказ был отдан мне вчера вечером,с тем, чтобы я привел его в исполнение нынче поутру, – пояснил лейтенантне то чтобы особенно дружелюбно, но, по крайней мере, с откровенностьюпрямодушного человека, проявлявшего ровно столько непреклонности, сколькотребует приказ.

«Ничего не понимаю, – подумал д’Артаньян. – Вчера…Все было задумано и стало претворяться в жизнь вчера. Когда еще ни одна живаядуша не знала, что я поплыву в Хэмптон-Корт… Или все же где-то во Франции свилагнездо измена и кто-то из особо доверенных лиц кардинала оказался двурушником?Но почему в таком случае меня не схватили сразу по прибытии в Лондон? Почему несхватили во дворце с самыми недвусмысленными уликами в кармане? Винтер, Винтер!Он один опаснее сотни Бекингэмов…»

Он попытался рассмотреть хоть что-нибудь за пределамимедленно тащившейся кареты, за которой, судя по долетавшему топоту ипостукиванию о мостовую древков протазанов, старательно шагали моряки, нозанавески были задернуты плотно. Приходилось составлять себе мнение опроисходившем вокруг исключительно по уличному шуму – д’Артаньян уже имелнекоторое представление о Лондоне. Похоже, карета все еще двигалась пооживленным улицам в самом центре города – д’Артаньян не понимал ни слова издоносившегося гомона, но этот шум в точности напоминал парижскую суету…

Стук колес отозвался гулким и кратким эхом – кажется, каретапроехала под низкой и широкой аркой. И остановилась. «Это не их знаменитыйТауэр, – подумал д’Артаньян. – Тауэр на другом берегу, а мы, ручатьсяможно, не проехали за это время ни по одному мосту…»

– Прошу вас, – сказал лейтенант Фельтон,распахивая дверцу.

Д’Артаньян, не заставив себя просить дважды, проворновыскочил. Карета стояла во внутреннем дворе какого-то высокого здания самогостаринного облика, и, судя по убогому виду стен, окон и дверей, гасконцу вновьпредстояло иметь дело с той разновидностью рода человеческого, что именуетсясудейскими. Даже если бы Фельтон не проговорился, что они едут к судье,д’Артаньян безошибочно бы опознал здание: отчего-то полицейские и судьи обитаютв домах, пришедших в совершеннейшее запустение как снаружи, так и внутри. То лигоспода судейские, мастера вольного обращения с казенными суммами, кладут вкарман и деньги, отведенные на починку, то ли в столь неприглядном виде скрытзлой умысел – приведенный пред грозные очи представителей закона субъект должензаранее осознать, что отныне его будет окружать самая унылая обстановка…

Сомкнувшись, моряки провели д’Артаньяна по извилистымдлинным коридорам и препроводили в комнату, показавшуюся гасконцу родной и знакомойдонельзя, – настолько она походила на резиденции полицейских комиссаров, ккоторым его под конвоем доставляли в Париже (впрочем, те присутственные места,куда он приходил по своему хотению, ничем не отличались). Тот же въедливый иудушливый запах старой бумаги, чернил и сургуча, те же неказистые столы истулья, даже мантия на восседавшем за столом краснолицем толстяке казаласьдоставленной прямехонько из Парижа – столь же потертая и пыльная.

Судя по горделивому виду краснолицего, он был здесь главным– ну прямо-таки королевская осанка, голова надменно задрана, нижняя губаоттопырена почище, чем у Анны Австрийской… Возле стола почтительно стоял ещеодин носитель мантии, но этот, сразу видно, был на побегушках, худой иплешивый, с неприятным взглядом.

После недолгого обмена фразами на непонятном гасконцуанглийском Фельтон и моряки покинули комнату с видом людей, избавившихся от несамого приятного в их жизни поручения. На смену им явились двое здоровенных,бедно одетых субъектов устрашающего телосложения, более всего похожих даже нена типичных представителей лондонской черни, а на диких лесных людей:неуклюжие, звероватые какие-то, заросшие бородами до глаз вопреки всякой моде.Они поместились по обе стороны д’Артаньяна, стоя к нему лицом и настороженноследя за каждым движением.

– Итак, доставили наконец… – сказал толстяк нанеплохом французском. – Меня зовут сэр Эскью, и я тут судья…

– В самом деле, сэр Эскро? – вопросил д’Артаньян ссамым невинным видом.

Одному богу известно, уловил ли судья издевку или его знаниефранцузского не простиралось настолько глубоко[23], но он,окинув гасконца неприязненным взглядом, процедил через губу:

– Эскью, я вам сказал… А это вот – мистер Марло, мойпомощник.

– Марлоу? – с тем же простодушным видом спросилд’Артаньян.

Но и эта его проказа[24] не произвеланикакого действия. Судья, шумно сопя, какое-то время рассматривал его так,словно все уже для себя решил и колебался лишь между четвертованием иповешением. Потом, в свою очередь, спросил:

– Так это вас зовут д’Артаньян?

– Господин судья, я глубоко тронут, – сказалд’Артаньян почтительно. – Вы чуть ли не единственный англичанин, которыйправильно выговаривает мое имя…

– А удостоверить свою личность можете?

– Без всякого труда, – сказал д’Артаньян, вынимаяиз кармана свое подорожное свидетельство, выписанное на имя кадета рейтаровШарля де Кастельмора, путешествующего со слугой Планше по собственнойнадобности.

Пробежав бумагу глазами, судья, не поднимая глаз, спросил сподозрительным видом:

– Отчего же вы пишетесь Кастельмор, а зоветесь д’Артаньян?

– Потому что мое полное имя – де Батц д’Артаньян деКастельмор, – спокойно ответил гасконец. – У вас, в Англии, подобноеименование тоже не редкость…

Швырнув бумагу в ящик стола, судья наклонился вперед и,потирая ладони, радостно объявил:

– Ну вот ты нам и попался…

– Простите? – поднял бровь д’Артаньян.

– Каков прохвост, Марло? – повернулся судья кпомощнику, и тот подхалимски захихикал. – Притворяется, будто видит насвпервые в жизни…